На столе у ​​отца Максима Стрихар - серо-голубые осколки тонкого стекла. «Это предположительно Варяжский бокал ХИ столетия», - показывает он на ту часть, которую уже успел склеить. Сегодня он на работе, восстанавливает предметы старины, найденные на раскопках в Софийский соборе. Завтра повезет на передовую гуманитарную помощь. А если попросят - отслужит литургии, исповедует и причастить

В июле прошлого года после первых боевых действий в госпиталь поступили семь раненых из-под Волновахи. Меня попросили их проведут. Так я и начал туда приходит - поговорить, исповедовать, прочесть. Я должен Не только разделять боль раненого, но и найти в себе силы ему помочь, чтоб он мог с этой болью справится и нашел стимул жить дальше, и не только в госпитале. В госпитале им хорошо: много внимания - волонтеры, концерты, красивые девочки, пресса. Они видят, что нужны. А потом человек попадает в свое село, и у него начинаются проблемы, он думает, как выжить.

Если человек задастся целью найти позитив, то сделает это даже в самых тяжелых случаях. Пример этому - Саша, молодой и красивый парень из госпиталя, которому ампутировалы обе ноги. Почти сразу же он начал заниматься гирями, затем ему поставили протезы, и он продолжает жить дальше и помогать людям. Таких парней много. Тех, кто не хочет жить дальше и бороться, - единицы.

Так, каким ты будешь, определяет мотивация. Бывает, что человек пошел добровольцем на фронт. А в учебке начал задумываться над тем, что его могут убить. Затем командир Эго не понимает или он сталкивается с дедовщиной. Техника Не заводится, продукты гадкие, формы - один комплект, який через неделю уже можно в угол ставит, а второй не дают. Если видеть только это - повеситься можно. А если Принимать это как должное и знать, ради чего ты это делаешь, - то проблем не будет. И такой человек выживет везде, потому что он личность.

Тем, кто оторвался от коллектива, тяжело. Есть бойцы, которых ранили в первом же бою. Они попали в госпиталь, почувствовали поддержку волонтеров. Через полгода они уже звезды телеэкранов. Потом такой человек сживается с мыслью, что он герой, спасали Отечество. И в дальнейшем, когда война закончится, с такими ребятами будут большие проблемы. Будут бить себя в грудь, мол, я там кровь проливали.

В госпитале я видел, как матери вымаливал детей - и те не погибли на войне. Идешь по госпиталя в подряснике - видно, что священник. Подходят люди. Спрашивают, какого патриархата, если московского - то: «До свидания», если украинского, то: «Можно я вас к своей детками Подведем?». И мама рассказывает историю своей жизни. Как она сына на фронт отправляли, как ему иконочку подложила под касочку, потом эта иконка его спасла, потому что пуля попала в каску и не побила ее, хоть должна была. Человек получил сильную контузии, но остался жив.

И потом беседуешь с парнем. Он рассказывает, как его ранили, а ты уже знаешь историю от мамы. По временам сопоставляешь и видишь: когда за него шла молитва - был обстрел, и он остался жив. Два человека пребывалы в разных местах, но были едины в молитве: друг дружку любили и помнили.

Просто нужно любит, верить и молиться. Не много молится, а искренне. Молитва - это разговор с Богом. Чтобы человек тебя услышал, нужно этого человека любить и открыть ему себя. Тогда эта Любовь тебя открывается и помогает.

Ребята мне рассказывали и о других случаях. Они ехали в БТР и молились перед боем, а один из них кричал, что в Бога не верит. Дверь открылась, он вышел, и его тут же убило. Это могло быть просто совпадение, а может, Бог показал, что нужна вера.

Сначала в госпитале была сумасшедшая загрузка, поступало по 300-400 человек в месяц. А потом количество раненых уменьшилось. Однажды я узнал, что танковый батальон около месяца стоит под Чугуев в тридцатиградусный мороз. В летних палатках была температура минус 22 и мы начали собирать ребятам на буржуйки, спальники, зимнюю форму. Парней внезапно бросили на Волноваху, и мы повезли им все это туда. С тех пор и ездим - под заявку.

Мы ездим только в места военных действий, потому что они очень плохо снабжаются, а тыловые части обеспечены намного лучше. Нас обстреливают из стрелкового оружия. Однажды мой напарник дядя Сережа попал под серьезный минометный обстрел и получил контузии. Сейчас ему в госпитале помогли восстановить слух, и он снова ездит. Хотя выстрелы из стрелкового оружия не всегда слышит (смеется).

Мы бываем в зоне АТО фрагментарно, три-пять дней. Приехали, разгрузились, дальше поехали. В какой части ночь застала - в то и переночевалы. Если есть желающие причаститься - вечером исповедовалы, утром причастили - и поехали дальше.

Как правило, просят приехать исповедовать люди, Которые нас уже давно знают. Или не знакомые, Которым наболело и нужно этим поделиться.

Некоторых военных капелланов на передовой сильно перетирает. Они начинают заново оценивать то, что им говорила церковь, когда отправляли туда. Сравнивать, думать. Очень тяжело сказать бойцу после обстрела: «Давай поговорим с тобой в Пс таком-то, стих такой-то, строчка такая-то». Он тебя пошлет дальнейшее, скажет: «Иди, мальчик, отдохни». Вот такие капелланы слоняются из части в часть, ищут себя. Бывают и те, кто действительно все бросил, ушел на войну и там уже стал капелланом.

Мне кажется, больше всего на передовой капелланов от греко-католиков, недавно туда поехали 32 священника от Киевского патриархата. Автокефальная церковь только начинает развивать это направление.

Эта война очень четко показала, кто есть кто в церковном мире. Из одной протестантской церкви нам звонят и говорят: «Пришел рис, давайте мы вам две тонны отгрузим». А обращаешься в Украинскую православную церковь в США - и помощь от них до сих пор никак НЕ придет.

Ездить на передовую совсем не страшно. Там совершенно другой мир, и там хорошо. Атмосфера как на Майдане - есть сила духа, единство, желание друг дружке помочь, спасти друга. Оттуда уезжать НЕ хочется, несмотря на то что есть опасность попасть под обстрел. Там меньше полутонов. Четче видно, где черное, где белое. А у нас здесь не видно, все смазан.

И как во время Майдана возвращаешься в спальный район и видишь, что тот мир совершенно не меняется: он резиновый, ватный, устоявшийся, так и на первых блокпостах в зоне АТО часто встречается «вата». Стоят ГАИшники, начинают проверять документы на машину, Пытаются что-то Стырь из провизиы, которую везешь. Или клянчит: «Ну дайте хоть что-нибудь! Ну хоть шеврончик подарите ... ».

А бывает, что в зоне АТО весь блокпост «готовый» лежит. Выплывает некто из тумана: «Ребята, довезите к генделика, потому дойти не могу». А там к «генделика» 100 метров.

В прошлой поездке мы потеряли двигатель: из-за взрыва мины из дорожного покрытия торчали прутья, а мы не заметили. Идет обстрел, едут местные - обычные крестьяне, Которые вывозилы из разрушенного элеватора зерно. Не побоялись, остановились, взяли к себе на прицеп, вывезлы из-под обстрела, довезли нас до блокпоста в Пески и передали нашим. Там я попросил у человека, який первый раз меня видит, машину, чтоб довезти гуманитарку в детский дом, и командир сразу отвечает: «Бери ключи, только верни до завтра».

Люди на передовой много не понимают в политике военного руководства. Почему нельзя идти вперед и возвращать себя свою территорию? Почему война обходится так дорого, если они стреляют из советского оружия советскими патронами? В них слишком много «почему», но при этом есть огромная любовь, желание освободить свою территорию и вернуться к себе домой.

Огромная любовь делает людей на передовой святыми, даже если они НЕ верят в Бога. Это видно по глазам, по делам, по тому, что от человека исходит.

Меня очень поразил один парень в песке. Был Большой пост, мы привезли мясо и сало, а он говорит: «Нэт, я пощусь, не буду их есть». Я отвечаю: «Ты ведь в таких скотски условиях живешь, тебя сам Бог велел». А он: «Нет, мы здесь как монахи живем - в пещерах, без женщин. Почему мне НЕ поститься? ». Человек себя так поддерживает.

Святых людей на передовой действительно много. Не знаю, какими они станут, когда оттуда выйдут и вернутся сюда. Скорее всего, они будут меняться. Чтобы человеку НЕ меняться, ему нужно находиться с Богом: как Бог неизменны, так и человек должен быть неизменным в своей любви к людям.

Есть, правда, и другие военные, Которые от страха напиваются, делают много глупостей и случайно погибают. Разные люди там есть ...

Люди ищут святые места в Киеве, а они - на Донбассе. В Донецком аэропорту повсюду лежат мощи наших святых мучеников. Как люди ходят в храм и черпают там силы, так и мы едем на передовую и окунаемся там в атмосферу святости. Вот этого и жить хочется, потому что видишь, как люди живут, борются. И мир становится светлее, потому что ты только что был с ними.

А то, кто рядом ходят и там ни были, этого не замечают и НЕ чувствуют. Им плохо все: у них зарплаты низкие, им холодно, им счетчики НЕ ставят или забирают льготы. Им здесь жить НЕ хочется, а хочется «уехать из этой Украины куда дальнейшее» и жить там, где может быть лучше. Там, где они будут хорошо обеспечены и их будут ценить.

На передовой такого имеется. Там есть Сильный дух. И пока он там есть - хочется жить и туда ездить. Потому что ты видишь, что нужен ребятам. Ты помогаешь им, а они очень помогают тебе.

Более подробно о волонтерской деятельности священника Максима Стрихар можно прочесть в его блоге - http://nativity-virgin.blogspot.com/

ОЛЕСЯ БЛАЩУК

http://politeka.net/62432-volonter-i-svyashhennik-lyudi-ishhut-svyatye-mesta-v-kieve-a-oni-na-donbasse/